– Да замолчи ты, – шлепнул я ему в руку свой Кровавик, едва при этом не упав мордой на коленки, – Впитывай.

Мне нужен ёж. Нормальный такой домашний ёж, крупный и фырчавый. Злой как три собаки и кусючий, ну, чтобы девки себя потише вели. А в общих чертах, он бы мне пригодился, чтобы я на него ссылался каждый раз, когда всё понятно.

Потому что даже ежу понятно, что Старри и Паганини огребли в одном месте. А раз Эрих сидит тут, то значит, что именно он выволок половинку нашего босса из того места, куда она определенно сунулась еще целой.

Камень решил, что сегодня надо брать пример с Конрада Арвистера, поэтому, темнея в руке неудержимо и мощно высасывающего из него силы вампира, он попросту сказал «кря» и раскололся на несколько кусков.

– Ой, – вяло отреагировал стремительно возвращающийся к жизни Эрих.

Я тоже не промолчал, несмотря на то что голова кружилась, потроха тряслись, а сердце выплясывало джигу-дрыгу.

Не мой день. Ладно, чего уж там. Запишем на свой счет еще одну спасенную жизнь. Либо самого вампира, либо того несчастного живого придурка, который подошёл бы к Эриху на расстояние вытянутой руки, если б не было меня. Мы, кровососы, жить очень любим, а знаете, кто любит жить даже больше нас? Наши тела. Они на такое способны перед смертью…

– Вот так? – Эрих очухивался медленно, несмотря на ударную дозу жизненной силы, – Без… условий… долга? Без…

– Хватит тебе, – поморщился я, – Камень вернешь. Побыстрее только. А так – вы же на работе пострадали? Где вас угораздило?

– Не… ожидал… от тебя.

– Эрих, тебя послать? А от кого бы ты ожидал кроме меня? От Ваккуша? От Юргена? От Сарката? Сиди и радуйся жизни, только объясни, где вас так приплющило, чтобы я туда не сунулся.

– Старри нашла подозреваемого. Гном… какой-то. Дургин Калофф. По вашему делу, тому, что с троллем было… с твоим птенцом. Она выяснила, в каком мире он прячется, позвала меня, и мы… пошли.

Это была печальная история о том, как утопающая (в собственном воображении) карьеристка нашла выход на одного из моих подозреваемых (о котором я давно и благополучно забыл). Встала на след, узнала, где живет, а затем свистнула ближайшего вампирюгу и пошла брать.

Дура.

Дургин Калофф, гном, натянувший собственный клан аж до щелчка, удрал не куда-нибудь, а в один из миров Пара, где сразу же со свистом пристроился в каком-то преступном синдикате, которые в мирах паровых машин плодятся как крысы. Для обслуживания огромных механизмов требуется много-много маленьких живых людей, а те имеют привычку быть недовольными, работая за еду, поэтому то и дело объединяются в синдикаты и профсоюзы. А заодно и привечают разных контрабандистов, безумных ученых и даже цыган. Назвать эти подземелья опасными – низко пошутить. Отряд спецназа из Нижнего мира там бы даже крысы сожрали. На подходах.

Но, разумеется, полудемон и вампир прошли как к себе домой. Ворвались, танцуя, в новое логово Дургина Калоффа, шагая по трупам крыс, цыган и бандитов. Но напоролись на минотавров.

– Туда гномы продавали тех, кто подсел на наркоту, – тихо рассказывал мне Паганини, – Кланы же озабочены своим имиджем, а миносы всегда были падки на разную дрянь. Вот там её жрать можно сколько угодно, синдикаты не привередливы. Только здесь всё было не так.

Когда на Эмму и Эриха набежали обколотые и нанюханные здоровяки, наша красотка и её уже обожравшийся потихоньку кровищи приятель только обрадовались. Но зря. Во лбу каждой угашенной коровы с топором светился голубой символ…

– И они вас так уделали? – не выдержал я.

– Нет, не они, – мотнул головой мой сородич, – И даже не следующий, кто вылез. Очень большой, очень искаженный минос. С механической рукой, безглазый, уродливый… Было трудно, но мы их всех убили. Дургин нас так.

– Гном? – охренел я.

– Гном, – кивнул спасенный вампир, – Обычный гном, размахивающий секирой одного из дохлых минотавров. У него во лбу ничего не светилось. Только спина. Белым.

Опа.

– Деталей, извини, не расскажу, Конрад. Старри будет решать… если выживет. Пойду в госпиталь. Нужна кровь. Ты со мной?

– Нет, дома отопьюсь, – отбрехался я, с трудом вставая на ноги.

Почему-то мне не хотелось знать ответ на вопрос «выжила ли Эмма».

Пожалел ли я о своем гордом уходе? Еще как. Что бы у нас в потрохах не бултыхалось, оно крайне негативно относится к резкой растрате «на всю котлету». Выданная мной импульсом волна ужаса была самым криворуким, самым диким и самым дурацким методом растраты вампирических сил. Проще говоря, я потратил всю канистру бензина, чтобы зажечь маленький костерок. Благодаря шоку и частичному омертвлению легко получилось выдержать неспешный разговор с ломателем Камней-Кровавиков, но подъехав к дому, я уже ощущал неистовый крышесносящий голод полумертвого вампира.

Как назло, перед порогом хаты терся очень молодой мумук, изнывающий от скуки.

– О! – возбудился он при виде меня, – Вы же дядя Арвистер?! Ну, Шпилька рассказывала, что…

– Тссс…, – прошипел я, аккуратно отодвигая полуговядину со своего жизненного пути, – Потом.

– Да я всего на минуту! – почти обиженно вякнул этот малыш, – Просто хотел узнать…

– Ребенок. Я вампир и очень… очень голоден. А ты молодой и вкусный. У-хо-ди.

На последнем слоге он уже был в районе «Отвернувшегося слона», причем, двигаясь по Малиновой с превышением скорости. У нас тут не больше двадцати можно ехать, а мумук выдал все шестьдесят.

– Нузачемтыего! Онменяждал! – из дому выкатилась миниатюрная деловая колбаса по имени Анника, тут же укатившаяся вдаль. Ноль внимания, фунт презрения на всяких там Арвистеров.

И хорошо. Она тоже вкусная.

Поневоле начнешь ценить то, что Шеггарт большую часть времени сидит в своей мастерской, воняющей лаками, красками и деревом. Его запаха почти никогда не чую.

Это очень хорошо в моменты, когда у Конрада так не задался день.

Глава 5. Невыносимые святые

С утра организм припомнил мне всё за последние триста лет. Перенапряжение после выброса было настолько серьезным, что я только и мог, что лежать на кровати без возможности куда-либо сдвинуться. Алиса, чуя свободу и независимость, громко ходила по дому, стукая, шкрябая и звеня тарелками. Шегги в кои то веки от неё решил не отставать и что-то начал сверлить. Умом я понимал, что они просто не знают, что я дома (телефон у меня отключить силы вечером нашлись), но вот душой их простить никак не мог. Радостный голос прибежавшей к обеду Шпильки стал последней каплей моих страданий, так что я восстал.

…и ушел из этого вертепа бодрых и жизнедеятельных существ. Туда, где любят, ценят и понимают. Может быть, не меня, но деньги, но хорошо же иметь и такое место?

– Подожди, у меня что-то со слухом. Ты попросил меня, ангела, о стакане живой теплой крови? – не поняли, не оценили и не полюбили меня в лице бармена по имени Валера.

– Здесь, в Омниполисе, мы не очень-то и сильны в расовых предрассудках, – прохрипел я, едва не падая лицом на стойку, – Тем более, когда речь идёт о барменах. Будь другом, налей, а? Помираю.

– Конрад, ты сейчас пошатнул основы моего понимания термина «всепрощение». Я не уверен, что теперь верю в него. Что понимаю его смысл и значение. Они теперь иллюзорны, Конрад.

– Валера, не нуди. Дай мне хоть что-нибудь, что поможет мне хоть чуть-чуть прийти в себя и я оставлю тебя в твоем алкоголизме и унынии. Пойду исполнять свой долг обществу. Кстати, я ищу священника в интересах одного демона. А плохо мне, потому что я вчера самоотверженно и бескорыстно спас полудемона и вампира. Ну же, Валера. Немного крови. Пожалуйста.

– Кажется, я допился…, – пробормотал запросто различающий правду житель Верхнего мира, проводя рукой по лицу, – …или же мне снится кошмар.

– Просто ты медленно и болезненно расстаешься с глубокой внутренней убежденностью в том, что примат духа довлеет над бытием, – вздохнул я, – Процесс необратим и всепоглощающ, но скоро станет неощутимым.